Как петь и как не петь? О постановке голоса и Измайловском пятачке

В моей музыкальной школе хором руководила юная озорная девушка, которая предлагала нам петь либо сильные патриотичные песни волевых людей, либо песенки забавные: «Четыре таракана и сверчок», «Пингвины», «Раз морозною зимой» и другие. Я мигом выучивала и хорошо держала партию второго голоса, но тем успехи ограничивались.

Однажды потребовалась дополнительная нотная тетрадь, и учительница попросила меня сбегать в киоск. Я сбегала. То есть буквально не сходила, а сбегала. И она назвала меня метеором. На том же занятии случилось чудо — мой голос зазвенел. Он чудно разлился по помещению и перекрыл звучание хора. Вошли педагоги из соседней учительской посмотреть на соловья, и излишнее внимание мой голос выключило.

Несколько лет спустя я пошла в музучилище, не имея намерения там учиться, и сходу поступила. Педагоги уговаривали продолжать учебу, обещали славу и поклонников, но этот аргумент не трогал. Мало того, отвратительное самодовольство певцов внушило стойкое отвращение к занятиям вокалом.

Прошло еще сколько-то лет, и верный спутник, жаждавший той самой славы певца, привел меня к педагогу по вокалу. Я пропищала какую-то мелодию, а потом обычным голосом задала вопрос, и он сказал: «Пой так же, как говоришь». Добавил, что голос уже есть, он отлично поставлен самой природой. Надо лишь прекратить петь так, как научили, прекратить слушать себя с заведомым осуждением — и пройти путь от речи к пению в помещении с хорошим резонансом.

Вы заметили, что в предыдущих трех абзацах были раскрыты кое-какие вокальные секреты? К ним надо добавить то, что игра на пианино отлично ставит слух. То есть семь лет музыкальной школы были сплошным пением, только пел чаще внутренний голос. Он тянул мелодию, а фортепиано подтверждало правильность пения. Голос и инструмент поддерживали друг друга. Они показывали одиночные ошибки, но в основном подтверждали правильность.

Когда смотрю, как идет эффективнейшая дрессировка собак при помощи кликера, невольно вспоминаю, как мои пальцы обучали мой голос при помощи клавиш. Очень похоже. Подтверждение и одобрение приходит мгновенно. При этом, как утверждает физиология, вырабатываются гормоны, которые стимулируют активную деятельность. И гормонов хватало на многое другое, не только на музыку и пение. Немного поиграешь на пианино чего-либо внепрограммного — и задачи решаются, сочинения пишутся, параграфы усваиваются.

Я верила, что все дело в отдыхе. Но почему классический отдых на диванчике не давал такого эффекта? Все дело в гормонах, не так ли? В гормонах, которое вырабатываются подтверждением-одобрением. И в отмене действия какой-то другой биохимии, которая гуляет в крови и губит-гасит, когда мы придушены критикой или самокритикой.

С этой точки зрения становится понятно, почему внезапно прорезался голос, когда учительница назвала метеором. И почему удалось легко пройти по конкурсу тогда, когда это было ни к чему. И как выходит, что голос во время веселой болтовни звучит ярко, а когда нужна яркость — хиленько и даже противненько.

Однажды, думая о самоопределении, я вспомнила о своем соловьином голосе и пошла учиться к супер-пупер-педагогу. Мне тотчас рассказали про купол, зевок, диафрагму. Про пение спиной и пятками. Единственное, что мне удалось вынести с этих занятий, — это глубокое убеждение, что у меня нет воли сделать себя вокалисткой «трудом, трудом и только трудом».

С пением было покончено, казалось бы, навсегда, и пение стало всего-навсего сопровождать работу кистью. Рисовать — это иногда очень нудное занятие, и, вырисовывая детали, я мурлыкала себе под нос. А люди вокруг то утверждали, что я их оглушаю, то просили спеть что-нибудь по-настоящему. Обратили внимание — выключилась. И так раз за разом. И вот расписываю стену храма, никого рядом, мурлычу. А в храмах знаете какая акустика?! Не раз и не два я услышала свой голос как великолепный чужой, прежде чем до меня дошло, что я прекрасно пою.

Вспомнила вокального педагога, который предлагал самостоятельно пройти путь от речи к пению в помещении с хорошим резонансом. Подчеркиваю: с хорошим резонансом. С таким, как на старых станциях метро с высокими куполами, где иногда идешь вечером, а шаги отзываются звонким эхом. Или как в длинных пустых переходах, где говоришь со спутником, а голос звенит струною, и хочется говорить и говорить (но собеседнику тоже хочется, приходится слушать).

В последнее время ко мне стали часто обращаться с просьбой поставить голос. Пожалуйста, с удовольствием, мне не трудно. Но не ждите инструкций. Про купол и диафрагму сами прочитаете. Мы будем много петь вместе и играть на разных инструментах. На пианино, на гитаре, на гармони. Вы всего «добьетесь трудом, трудом и только трудом», сами того не заметив. Самый ужасный труд будет заключаться в поездках в Измайловский парк (выход из первого вагона и направо) субботними и воскресными вечерами. Песенники можно брать с собой. Гармонь, если есть, тоже. Приходите и пойте. Много, звонко, уверенно, радостно. Совпадение вашего голоса с голосами хороших певцов подтвердит, что вы умничка, и с каждым удачным звуком будет добавляться серотонинчика и эндорфинчика, так что вскоре кровь закипит, воля окрепнет и жизнь со всех сторон начнет подбрасывать приятные сюрпризы. У нее много подарков заготовлено для успешных людей, а ведь у вас что ни звук, то успех.

Итак, чудный свежий воздух парка ждёт вас через… Сколько дней осталось до ближайшей субботы? В ежедневник записали? Ну так запишите. Прямо сейчас и на год вперед, ведь в Измайловском ставят голоса круглогодично уже лет 80, не меньше.